Режиссер быстро передвигался и быстро говорил, но думал он, видно, еще быстрее, и часто фраза у него не договаривалась, потому что мысли заставляли, не кончив первую, начинать вторую.
– Что, у нас получилось несчастье? – спросил он. – Старики оплошали, и не только… А впрочем, у тебя есть соображения по части… Может, нам перейти в павильон?
– Володя, отпусти меня на побережье. Мне нужен закат, чтобы с фиолетовыми облаками. Все равно день пропал.
– А как же Мария Васильевна?
– Она обойдется.
– И все-таки… А впрочем, поезжай. Только чтобы к утру вернуться, а то Мария Васильевна…
Тут Чулюкин повернулся и исчез в кустах. Будто его и не было.
– Вот видишь, – сказал Герман. Он вынул из кармана видеофончик и набрал номер Алисиного отца.
– Слушай, Игорь, – сказал он, – я у тебя хочу дочку украсть на полдня. А к утру верну… Да нет, на Черное море, там тепло. Погоду я заказал… Вот и отлично!
Герман отключился и сказал Алисе:
– Твоего отца такой вариант вполне устраивает. Он все равно задержится до ночи. Крумсы делятся у него. Что это такое, кстати?
– Какие-то звери с Сириуса. Я их никогда не видала. Но мне надо будет домой зайти.
– И не мечтай. Натура не ждет. Или мы летим сейчас, или ты остаешься в городе.
– Мне надо одну вещь домой занести.
– Завтра занесешь. По машинам!
Никаких машин не было, да им и нельзя заезжать на бульвар. Но при этих словах вдруг в кустах что-то загрохотало и зашуршало.
– Аппаратуру сворачивают, – сказал Герман. – Пошли.
Алисе пришлось пойти. Хоть она и жалела, что не смогла забежать домой и положить на место миелофон, который папа велел не трогать. Ведь невозможно же отказаться от такой поездки, не часто тебя зовут смотреть, как снимается настоящее кино.
Флаер ждал киношников на крыше одного из домов на краю бульвара.
Флаером лететь в Крым дольше, чем на метро, но киношники, как они ни спешили, вынуждены были воспользоваться своей машиной, потому что у них было много оборудования – камер и осветительных приборов, – перегружать которое в вагоны метро было долго и трудно. Тем более, что метро шло только от Москвы до Симферополя, а оттуда все равно на побережье надо лететь флаером или ехать на монорельсе.
Обычно же после работы тысячи московских флаеров и такси отправлялись в Фили – Мазилово, к серебряному куполу с большой красной буквой «М» над ним. Здесь – московская станция Крымского метрополитена. Несколько параллельных туннелей тонкими ниточками связывают Фили с Симферополем. Ниточки эти совершенно прямые, и это значит, что на середине пути туннель метро углубляется на несколько километров под землю. В свое время строительство первых междугородных подземных линий было очень трудным делом, пока строители не ввели в работу проходческий автомат, который под температурой в несколько тысяч градусов расплавлял породу, облицовывал ее тугоплавким пластиком и оставлял за собой блестящую, оплавленную, гладкую, как серединка керамического стакана, трубу.
Такие же линии метро соединяют Москву и с Ленинградом, и с Киевом, и даже со Свердловском. А к 2100 году будет закончена первая линия Варшава – Нью-Йорк. Ее строят уже третий год, потому что под океаном туннель проходит чуть ли не по центру Земли и потому работы там продвигаются медленно, и о них в двух словах не расскажешь.
А крымский туннель давно уже стал привычным и удобным – каждый москвич может после работы за сорок пять минут доехать в снаряде метровагона до Симферополя, а оттуда уже пятнадцать минут на флаере до любой точки побережья. К ночи можно вернуться в Москву загорелым и накупавшимся.
Герман с Алисой, три ассистента, два робота, пилот разместились в мосфильмовском флаере. Он бесшумно взвился с крыши и, набрав высоту, полетел на юг, к Черному морю.
Это было совсем неплохое начало для каникул.
Алиса осмотрелась, нашла ящик поудобнее, чтобы усесться на нем, и придвинула его к окну. За ее спиной кто-то закряхтел. Алиса обернулась, удивившись, как это человек мог уместиться в такой узкой щели.
Сзади, насупившись, сидел старик из массовки и жевал набалдашник своей толстой палки.
– Ой, – сказала Алиса, – старик!
– Это что такое? – удивился Герман. – Как он сюда пробрался?
– Чулюкин просил взять на всякий случай, – сказал один из ассистентов.
– Может, пригодится для первого плана.
– Я пригожусь, я те пригожусь! – сурово сказал старик. – Я с генералом Гурко Шипку брал. Молокососы…
– Если ты, Алиса, боишься, то пересаживайся ко мне, – сказал Герман.
– Вот еще чего не хватало! – обиделась Алиса. – Чтобы я роботов боялась. Уж лучше я тут, у окошка.
Вообще-то она предпочла бы пересесть, но признаваться, что она испугалась, ей совсем не хотелось. Все равно лететь меньше двух часов.
И когда один из ассистентов роздал киношникам, и в том числе Алисе, по галете и стакану сока, она даже отломила половину галеты и протянула старику.
– Не стесняйтесь, – сказала она. – Берите. Мне все равно столько не съесть.
Но старик робот покачал головой:
– Ешь сама, пигалица. Я с утра щец похлебал, вот и вся недолга.
Алиса поняла, что старик-типовик ее обманывает. Роботы не едят щей. Но, наверно, в нем такая заложена программа, что он думает о себе, что он вовсе не робот, а древний старик. Чтобы естественней изображать в кино.
Не успела Алиса дожевать галету, как флаер пошел на снижение. Он проскользнул между невысокими лесистыми горами и полетел прямо в синее, чуть светлее неба, море. Над самым берегом, между двух высоких серых скал, флаер замер на месте и мягко опустился на площадку, обрывающуюся прямо к воде.